Господин редактор!
Я узнал из газет, что борцы Кара-Ахмет и Понс
оспаривают звание всемирного чемпиона. Мое мнение, что никто не имеет права присваивать себе это звание, не положив меня.
Поэтому прошу Вас довести до сведения Кара- Ахмета и Понса, что я к их услугам и готов сделать 4000 километров, чтобы отдаться в их распоряжение.
Пытлясинский
Редактор парижского еженедельника ("Журнал спорта" господин Люценский, которому было адресовано приведенное выше письмо, ознакомившись с его содержанием, долго раздумывал, прежде чем решился предать гласности этот вызов. Редактору мало что говорили фамилия Пытлясинский, город, который тот указал в обратном адресе (какой-то Саратов). Однако, будучи не только журналистом, но и учредителем разного рода атлетических поединков, в частности матча на первенство мира между сильнейшим борцом Франции Пенсом и турком Ахметом, он не мог отказаться от представившейся возможности бросить на растерзание своим гладиаторам простака добровольца. Люценский опубликовал письмо Пытлясинского. Вызов русского борца принял Кара-Ахмет. По единодушному мнению современников, Кара-Ахмет был лучшим из плеяды "страшных" турецких борцов, наводивших ужас своей нечеловеческой силой и яростью. Когда боролся, например, неистовый Юсуф, су дьи внимательно следили за каждым его захватом: войдя в азарт, турок мог задушить противника. Чтобы заставить Юсуфа разжать захват, его награждали ударами палок. Это приводило его в чувство. "Когда у нас в Турции борются мужчины, женщины плачут",-пытались оправдать Юсуфа его товарищи. Кара-Ахмет затмил своими победами и громкое имя Юсуфа, и славу ловкого кудесника ковра Мехмета. "При громадной силе он обладал поразительным знанием, вернее чутьем, приемов и редким хладнокровием",- писал о Кара-Ахмете скупой на похвалу французский геркулес Поль Понс. Вот с таким грозным противником предстояло "сразиться" русскому атлету Владиславу Пытлясинскому, уроженцу Варшавы, инженеру-механику по профессии. Памятная встреча состоялась в парижском театре "Фоли-Бержер". Симпатии зрителей явно разделились, и споры между поклонниками Ахмета и сторонниками Пытли (так называли русского борца парижане), вспыхнувшие накануне схватки, достигли опасной остроты в вечер встречи. В этом были повинны и спортивные обозреватели, весьма произвольно расценивавшие шансы сторон, и, в не меньшей степени, сам чемпион мира, обещавший во всеуслышанье проучить "дерзкого гостя". Подбадриваемые зрителями, противники вышли на ковер, обменялись рукопожатием. Костюм Кара-Ахмета состоял из борцовских шаровар, на шее висел неизменный талисман-загадочный черный мешочек. Крупная фигура чемпиона не отличалась гармоничностью форм, рельефной мускулатурой. Поражали могучие ноги турка, которыми он словно бы врастал в землю - тяжелый, непоколебимый. Пятлясинский был выше чемпиона мира, суше. В его гибком, ладно скроенном теле чувствовались врожденные ловкость и быстрота. Раздался звонок и бритоголовый длиннолицый Кара-Ахмет бросился на соперника. У чемпиона была одна единственная цель-захватить русскою. Не отступая, слегка согнув ноги в коленях и наклонив туловище, Пытлясинский без видимого напряжения отражал натиск турка. На второй минуте Кара-Ахмету стремительным нырком удалось захватить руку соперника через плечо, но и на этот раз русский выскользнул из объятий соперника. После этой неудачи Кара-Ахмет перестал владеть собой, начал горячиться, забыл о защите и тут же поплатился. Захватив одной рукой голову турка, второй-его правую руку, Пытлясинский быстро повернулся к противнику спиной, нагнувшись вперед, оторвал его от земли и бросил через бедро. Самый что ни на есть "тур дэ анш ан тэт"-поднятие на бедро. Кара-Ахмет все же вывернулся и упал на ковер животом. В партере Пытлясинский чувствовал себя куда свободней Ахмета. Чемпиону мира пришлось применить всю свою геркулесову силу, чтобы не оказаться перевернутым на спину. Он в ярости ломал сопернику пальцы, хватал его за ноги, что запрещалось правилами; обритый лоб турка покрылся испариной, священная ладанка съехала набок. Пытлясинскому было, по правде сказать, не легче. Продолжать силовой поединок с Кара-Ахметом не имело смысла, надо было заставить чемпиона "раскрыться". К примеру, сделать вид, что ты устал от бесплодных попыток положить соперника. Пятлясинский ослабил захват; руки заскользили по спине турка без прежней цепкости; русский как-то сразу обмяк, прижался к противнику в надежде отдохнуть минуту-другую... Кара-Ахмет с проворством, неожиданным для такого грузного человека, вскочил на ноги. Он еще не успел занять боевую стойку, не успел разыскать взглядом Пыт-лясинского, как снова был брошен вниз. Широкая спина чемпиона коснулась ковра. Судейские часы показывали семь минут с начала схватки. Театр неистовствовал. Неугомонные парижане без конца вызывали победителя. Пытлясинский хотел было выйти вместе с Кара-Ахметом, попросил позвать его, но Люценский развел руками: чемпион куда-то исчез. Наконец его разыскали. Кара-Ахмет сидел за кулисами, среди ящиков с пыльным театральным реквизитом, и плакал в бессильной злобе... В Турции, оказывается, плакали и мужчины...
Редактор парижского еженедельника ("Журнал спорта" господин Люценский, которому было адресовано приведенное выше письмо, ознакомившись с его содержанием, долго раздумывал, прежде чем решился предать гласности этот вызов. Редактору мало что говорили фамилия Пытлясинский, город, который тот указал в обратном адресе (какой-то Саратов). Однако, будучи не только журналистом, но и учредителем разного рода атлетических поединков, в частности матча на первенство мира между сильнейшим борцом Франции Пенсом и турком Ахметом, он не мог отказаться от представившейся возможности бросить на растерзание своим гладиаторам простака добровольца. Люценский опубликовал письмо Пытлясинского. Вызов русского борца принял Кара-Ахмет. По единодушному мнению современников, Кара-Ахмет был лучшим из плеяды "страшных" турецких борцов, наводивших ужас своей нечеловеческой силой и яростью. Когда боролся, например, неистовый Юсуф, су дьи внимательно следили за каждым его захватом: войдя в азарт, турок мог задушить противника. Чтобы заставить Юсуфа разжать захват, его награждали ударами палок. Это приводило его в чувство. "Когда у нас в Турции борются мужчины, женщины плачут",-пытались оправдать Юсуфа его товарищи. Кара-Ахмет затмил своими победами и громкое имя Юсуфа, и славу ловкого кудесника ковра Мехмета. "При громадной силе он обладал поразительным знанием, вернее чутьем, приемов и редким хладнокровием",- писал о Кара-Ахмете скупой на похвалу французский геркулес Поль Понс. Вот с таким грозным противником предстояло "сразиться" русскому атлету Владиславу Пытлясинскому, уроженцу Варшавы, инженеру-механику по профессии. Памятная встреча состоялась в парижском театре "Фоли-Бержер". Симпатии зрителей явно разделились, и споры между поклонниками Ахмета и сторонниками Пытли (так называли русского борца парижане), вспыхнувшие накануне схватки, достигли опасной остроты в вечер встречи. В этом были повинны и спортивные обозреватели, весьма произвольно расценивавшие шансы сторон, и, в не меньшей степени, сам чемпион мира, обещавший во всеуслышанье проучить "дерзкого гостя". Подбадриваемые зрителями, противники вышли на ковер, обменялись рукопожатием. Костюм Кара-Ахмета состоял из борцовских шаровар, на шее висел неизменный талисман-загадочный черный мешочек. Крупная фигура чемпиона не отличалась гармоничностью форм, рельефной мускулатурой. Поражали могучие ноги турка, которыми он словно бы врастал в землю - тяжелый, непоколебимый. Пятлясинский был выше чемпиона мира, суше. В его гибком, ладно скроенном теле чувствовались врожденные ловкость и быстрота. Раздался звонок и бритоголовый длиннолицый Кара-Ахмет бросился на соперника. У чемпиона была одна единственная цель-захватить русскою. Не отступая, слегка согнув ноги в коленях и наклонив туловище, Пытлясинский без видимого напряжения отражал натиск турка. На второй минуте Кара-Ахмету стремительным нырком удалось захватить руку соперника через плечо, но и на этот раз русский выскользнул из объятий соперника. После этой неудачи Кара-Ахмет перестал владеть собой, начал горячиться, забыл о защите и тут же поплатился. Захватив одной рукой голову турка, второй-его правую руку, Пытлясинский быстро повернулся к противнику спиной, нагнувшись вперед, оторвал его от земли и бросил через бедро. Самый что ни на есть "тур дэ анш ан тэт"-поднятие на бедро. Кара-Ахмет все же вывернулся и упал на ковер животом. В партере Пытлясинский чувствовал себя куда свободней Ахмета. Чемпиону мира пришлось применить всю свою геркулесову силу, чтобы не оказаться перевернутым на спину. Он в ярости ломал сопернику пальцы, хватал его за ноги, что запрещалось правилами; обритый лоб турка покрылся испариной, священная ладанка съехала набок. Пытлясинскому было, по правде сказать, не легче. Продолжать силовой поединок с Кара-Ахметом не имело смысла, надо было заставить чемпиона "раскрыться". К примеру, сделать вид, что ты устал от бесплодных попыток положить соперника. Пятлясинский ослабил захват; руки заскользили по спине турка без прежней цепкости; русский как-то сразу обмяк, прижался к противнику в надежде отдохнуть минуту-другую... Кара-Ахмет с проворством, неожиданным для такого грузного человека, вскочил на ноги. Он еще не успел занять боевую стойку, не успел разыскать взглядом Пыт-лясинского, как снова был брошен вниз. Широкая спина чемпиона коснулась ковра. Судейские часы показывали семь минут с начала схватки. Театр неистовствовал. Неугомонные парижане без конца вызывали победителя. Пытлясинский хотел было выйти вместе с Кара-Ахметом, попросил позвать его, но Люценский развел руками: чемпион куда-то исчез. Наконец его разыскали. Кара-Ахмет сидел за кулисами, среди ящиков с пыльным театральным реквизитом, и плакал в бессильной злобе... В Турции, оказывается, плакали и мужчины...